Приехали. Несмотря на утро и будний день, людей немало. Автобусы с детьми, машины на парковке с российскими, украинскими, армянскими номерами... Подходишь к огромному комплексу - а над ним каждые полминуты разносится тоскливый колокольный звон. На месте каждой избы - символические печные трубы, а над каждой трубой - колокол. Вот эти колокола хором и звонят. А на главной дороге, ведущей в деревню, стоит страшный памятник - старик, держащий на руках убитого мальчика. Это деревенский кузнец Иосиф Каминский - он единственный из взрослых выжил в этом аду, и нашел среди погибших своего смертельно раненного сына Адама.
Место страшное во всех смыслах. На каждой печной трубе - список убитых жителей. И возраст детей - 10 лет, 12, 5, 2...
Уезжаешь отсюда с тяжелым сердцем. И сказать нечего.
После Хатыни мы доехали до Студенки - селе при Березине, месте, которое французы до сих пор вспоминают недобрым словом.
На краю сельского кладбища - братская могила, куда перезахоранивают найденные останки французов, погибших в 1812 году.
В Борисове есть еще и укрепления 1812 года, построенные для обороны моста. Подозреваю, что их и во время Великой Отечественной использовали...
С Минского шоссе, чтобы не застрять на границе, мы свернули на тихую спокойную Старую Смоленскую дорогу. Но в планах было еще найти пропущенную по пути в Витебск старую почтовую станцию, перестроенную в жилой дом. Это рядом с селом Вонлярово, где стоит прекрасная церковь работы М.Д.Быковского. Ее несколько лет назад реставрировали, и вот отреставрировали. Не до конца, но теперь она выглядит гораздо лучше.
Дальше дорога шла в Смоленск. Мимо мемориала Катынь... Мы там были давно, а теперь рядом вырос большой храмовый комплекс - белоснежные стены с золотыми куполами. А страшная квадратная арка и проход-перекрестье остались прежними. Как и квадратики с фамилиями на польской части кладбища и безымянные могилы на русской... Место не менее страшное, чем Хатынь.
В Смоленске круг замкнулся. И поездка заканчивается. И кажется, что не только Куршская коса, но даже Тракай был где-то далко и давно. В этом прелесть дальней дороги - время в ней растягивается почти до бесконечности. Сейчас в окно виден закат над Смоленском и огоньки. Даже погулять вдоль Днепра уже сил не осталось. Все спят, а я смотрю на ползущую вдоль горизонта полосу заката и слушаю редкие отдаленные паровозные гудки за Днепром.
